– Прости, но мне здесь все так непривычно. Ты регулярно приезжаешь в пустыню, тогда как это мой первый раз.
– Как насчет того снимка, что я видел в Нью-Йорке пару лет назад? Ты лежала, растянувшись на дюне, а на фоне бродили несколько верблюдов.
Анджела удивилась. Он действительно видел ее снимки?
– Это декорации. Дюна была в Мексике, а верблюды отвратительно пахли. Один из них даже пытался укусить меня. Ужасная съемка: дизайнеру было невозможно угодить. В конце концов у меня случился солнечный удар.
Реми нахмурился:
– Зачем ты вообще это делаешь?
– Почему я делаю что?
– Работа модели. Ты выставляешь свое тело, которое порой едва прикрыто. – Его голос был недовольным. – Ты способна стать кем-то бо́льшим, нежели роскошной картинкой, которую парни представляют себе в душе.
Анджела удивленно изогнула бровь:
– Ты тоже это делаешь?
Его глаза потемнели.
– Нет, – резко ответил он. – Тебе бы это не понравилось.
«Да он лжет!»
Сама мысль о том, что его фантазии о ней возбуждали его, будоражила Анджелу.
«Ты вообще в своем уме? Ты не станешь спать с Реми, хотелось бы ему этого или нет».
Бросив на него очередной угрюмый взгляд, она спросила:
– В таком случае как скоро мы прекратим этот маскарад? После праздника мы сможем сразу же поехать в аэропорт, не так ли? Я уже упаковала свою сумку.
Его глаза теперь казались ей абсолютно черными.
– Сегодня мы никуда не поедем.
Сердце Анджелы сжали удушающие тиски.
– Но почему? У тебя же есть личный самолет, не так ли? Ты можешь улететь, когда тебе заблагорассудится. – Она шумно сглотнула и посмотрела на него с отчаянием. – Или не можешь?
Реми повернулся спиной к толпе, чтобы никто не видел его лица. Его голос был низким и глубоким, как шум землетрясения.
– Мы должны придерживаться традиций. Согласно им, мы не можем уехать, пока у нас не состоялось брачной ночи.
Анджела отпрянула:
– Это глупая шутка. Этого не будет ни при каких обстоятельствах! И как вообще они узнают, было что-то между нами или нет?
– Нам нужно будет это доказать. – Его взгляд был спокойным.
Ее брови поползли вверх, глаза распахнулись.
– У нас будут свидетели? Господи праведный, не могу в это поверить. Я не сторонница оргий. Я даже не… – Анджела вовремя закрыла рот. Она и так уже наболтала лишнего.
– Им нужно будет подтверждение того, что ты девственница.
– Что, прости? – Анджела захлопала ресницами.
– Кровь, – его лицо было непроницаемо, – на простынях, которые мы покажем утром.
– Чья кровь?
– Твоя. – Он едва заметно улыбнулся.
Анджела будто хотела испепелить его взглядом:
– Единственная кровь, которая окажется на простынях, будет твоей. Можешь мне поверить.
Он пожал плечами:
– Так уж здесь все устроено.
– Но это неправильно! – Она дрожала от ярости.
– Женщины здесь счастливы. – Его голос был спокойным, рассудительным. – Им просто нужно быть самими собой. Здесь нет места ужимкам. Им не нужно наносить на себя тонны косметики, клеить искусственные ногти или менять цвет волос каждую неделю. Не нужно притворяться, что они не проголодались, когда умирают от голода, потому что вся их жизнь зависит от пропорций их тела. Здесь важна лишь их душа.
Он описывает рай?
– Это потому, – упрямилась Анджела, – что они не знают, от чего отказываются. Если бы хоть одна женщина смогла знать это, здесь бы вмиг воцарилась анархия.
Реми криво усмехнулся:
– И я так понимаю, что ты собираешься встать во главе этой революции?
Она зло посмотрела на него:
– Можешь в этом не сомневаться.
Что касается Реми, то он наслаждался своим нежданным браком. Ему нравилось изводить Анджелу. Он знал, что и как сказать, как посмотреть, чтобы вывести ее из себя. Причина в том, что в глубине души он чувствовал то же самое: брак – это ловушка. Скучный, унылый союз, общественный институт, работающий для выгоды одного или другого партнера.
Реми не любил отчитываться перед кем-то. Слишком долго он прожил в тени деда и старшего брата. Теперь ему хотелось свободы, хотелось быть хозяином самому себе. Хотелось стать кем-то больше, нежели внуком или братом Кафарелли.
Женитьба была последним из его желаний. Что касается детей, то он твердо решил оставить эту честь своим братьям. Реми не был заинтересован в плачущих младенцах, из-за которых невозможно выспаться ночью, которые вечно болеют и капризничают. Нет, это не для него. Ему интересно просто наслаждаться жизнью. Ему нравилось заключать сделки, рисковать. Ликовать при заключении очередного договора. В душе Реми был игроком, азартным, но не безответственным. Он знал, как правильно делать ставки, повышать или понижать их в зависимости от риска. Он следовал золотому правилу игрока: никогда не теряй больше, чем можешь себе позволить.
К тому же самая страшная потеря в его жизни уже случилась. Он едва смог пережить утрату своих родителей. До сих пор то воспоминание было живо: брат, Раф, рассказал ему о несчастном случае. Боль, паника, глубочайший ужас. После этого Реми стал думать, что жизнь – это как игра в рулетку. Судьба жестока. В один день ты мог стать богачом, а на следующий проснуться самым несчастным человеком в мире.
Реми смотрел на Анджелу. Вероятно, она не представляла себе, как прекрасна в гневе, когда шипела на него, словно кошка. Реми был бы не прочь, если бы эти ногти впились в его спину.
«Ты в своем уме? Если ты переспишь с ней, уже не будет шанса незамедлительно аннулировать брак по возвращении домой!»
Правильно. Им в любом случае придется ночевать в одной комнате, но ничего, он поспит на диване. Хорошо бы, чтобы там действительно был диван, или он пропал.